Топ-100

Неизвестные воспоминания о Царской Семье. Семен Павлов

Я  хочу написать несколько строк  в воспоминание о последней  Государыне Земли Русской и  Ее Детях, – написать о Них  не как о Коронованных Особах, а просто как о людях, с Которыми я сталкивался близко в течение года с лишним в лазарете, где работали Государыня и две Ее старшие Дочери – Ольга и Татьяна. Сестры Романовы – вот скромное звание Высочайших Сестер в списках медицинского персонала лазарета. 

В  Собственный Ее Величества лазарет  меня привезли с фронта 3 февраля  1916 года тяжело раненого: одна моя нога была совсем раздроблена, а другая сильно ранена в колено.

Да, это  был лазарет Государыни. Лазарет,  созданный по Ее мысли, поддерживаемый  Ее заботами и деньгами.

Во  главе лазарета стоял доктор  медицины княжна Вера Игнатьевна  Гедройц – прекрасный хирург  и хороший скрипач, впоследствии  расстрелянная большевиками. Ее  ассистентом был совсем простой  земский врач. Сестры милосердия  большей частью были тоже нетитулованные, кроме графини Н. А. Рейшах-Рит. Делопроизводство, например, вел совсем малограмотный латыш. Несколько позже, в Евпатории и в Севастополе, мне не раз приходилось слышать:

– А, наверное, чтобы  попасть в этот лазарет, требовалась  большая протекция, а вы, конечно, Шефского полка?

Почему-то про Собственный Ее Величества лазарет думали, что туда могут попасть только титулованные, вроде князей, шефских и т. д. Конечно, это было большое заблуждение. Поэтому в ответ спрашивавшему я, улыбаясь, отвечал:

– Я не Шефского полка: я самый обыкновенный офицер пулеметной команды 10-го Кубанского пластунского батальона. А протекция, чтобы попасть  в Собственный Ее Величества лазарет, требуется действительно очень  большая. Для этого нужно быть только … тяжело раненым.

И  действительно, главный контингент  раненых лазарета составляли  пехотинцы, реже – других родов  оружия, еще реже гвардейцы и  совсем редко титулованные.

Я  уже сказал, Собственный Ее Величества  лазарет находился под Высоким  покровительством не только по  имени. Он в буквальном смысле  был лазаретом Государыни, в котором  работала Сама Императрица и две Ее старшие Дочери, – работали как самые простые, обыкновенные и милые сестры милосердия.

Никогда  не позабуду впечатления от  первой встречи с Государыней.

О  том, что Государыня прибудет  в лазарет после Своей сердечной болезни и трехмесячного отсутствия нам, раненым лазарета, было известно заранее. Ее приезд я ждал с нетерпением и волновался ужасно. Но помню – над всеми другими чувствами во мне господствовало любопытство. Личность Государыни в моем сознании связывалась с необычайным блеском и великолепием.

 

И  что же? Если бы не моя палатная  сестра, сопровождавшая Государыню  и сказавшая при входе в  палату: «А вот, Ваше Величество, наш новый раненый, прапорщик  С. П. Павлов», – я бы так  и не узнал Государыни: так  разительно не сходилось мое  представление о Ее личности  с действительностью.

 

Предо  мной стояла высокого роста,  стройная Дама лет 50, в простом  сереньком костюме сестры и  в белой косынке. Государыня  ласково поздоровалась со мной  и расспросила меня, где я ранен,  в каком деле и на каком фронте. Чуть-чуть волнуясь, я ответил на все Ее вопросы, не спуская глаз с Ее лица. Почти классически правильное, лицо это в молодости, несомненно, было красиво, очень красиво, но красота эта, очевидно, была холодной и безстрастной. И теперь еще, постаревшее от времени и с мелкими морщинками около глаз и уголков губ, лицо это было очень интересно, но слишком строго и слишком задумчиво. Я так и подумал: какое правильное, умное, строгое и энергичное лицо.

Великая  Княжна Ольга, говорили, была похожа  на Государя. Не знаю. При мне  Государь ни разу не приезжал  в лазарет: Он был на фронте. Но если Великая Княжна Ольга  была похожа на Государя, то  синие глаза Княжны говорили  о том, что Государь был человек  исключительной доброты и мягкости  душевной.

Великая  Княжна Ольга была среднего  роста стройная девушка, очень  пропорционально сложенная и  удивительно женственная. Все  Ее движения отличались мягкостью  и неуловимой грацией. И взгляд  Ее, быстрый и несмелый, и улыбка  Ее, мимолетная – не то задумчивая, не то рассеянная – производили  чарующее впечатление. Особенно  глаза. Большие-большие, синие,  цвета уральской бирюзы, горящие  мягким лучистым блеском и  притягивающие.

В  обращении Великая Княжна Ольга  была деликатная, застенчивая и  ласковая. По характеру Своему  – это была воплощенная доброта.  Помню, раз мне было тяжело  и неприятно: перевязки были  моим кошмаром. Одно уже сознание, что вот, мол, через 20 минут  меня возьмут на перевязку,  кидало меня в холод и жар:  такие страшные боли мне приходилось  переживать. В этот день мне  как раз предстояла перевязка.

Пришла  Княжна Ольга.

Посмотрела на мое расстроенное лицо и, улыбаясь, спросила:

– Что с вами? Тяжело?

Я откровенно рассказал  Ей, в чем дело.

Великая Княжна еще раз улыбнулась и промолвила:

– Я сейчас.

И действительно, с этого времени  мне начали впрыскивать морфий  не за 3-4 минуты до начала перевязки,  как это делали раньше и  когда он не успевал действовать,  а заблаговременно – минут  за 10.

В  другой раз поручику Сергееву Великая Княжна cобственноручно написала письмо родным домой, так как у последнего была ампутирована правая рука. Вообще про доброту Княжны Ольги в лазарете рассказывали удивительные вещи.

Если  Великая Княжна Ольга была  воплощением женственности и  особенной ласковости, то Великая  Княжна Татьяна была, несомненно, воплощением другого начала –  мужественного, энергичного и  сильного. Немножечко выше старшей  Сестры, но такая же изящная и стройная, Она обнаруживала большую твердость и силу во всем. Соответственно Ее характеру и движения Ее, хотя и мягкие, были четки и резки. Взгляд – выразителен и смел. Здоровалась Она также чисто по-мужски, крепко пожимая руку и глядя прямо в глаза тому, с кем здоровалась.

В  минуты задумчивости глаза Княжны  Татьяны принимали какое-то странное  выражение. Они точно смотрели  изнутри, мимо собеседника, куда-то  вдаль. Такое выражение в глазах  я замечал у слепых с открытыми  глазами. Если Великая Княжна  Ольга предрасполагала к откровенности  и интимному разговору, то Великая  Княжна Татьяна вызывала к  Себе чувство глубочайшего уважения. Она была так же доступна, как  и Княжна Ольга. Но в минуты  тяжелого душевного состояния  я обратился бы не к Ней,  а именно к Великой Княжне  Ольге, к Ее доброму славному  сердцу.

Великая  Княжна Мария была дороднее  обеих старших Сестер. Выше Княжны  Ольги и чуть ниже Княжны  Татьяны. Про Нее трудно было  сказать что-либо определенное. Ее  характер еще находился в периоде  формирования. Тогда Она была  еще очень застенчивой девушкой, полной и плотной, с большими  темно-карими глазами. И лицо  у Нее было настоящее, русское,  простое, широкое, доброе и  безхитростное. Во время революции, когда Царская Семья сидела арестованной, Она проявила Себя как натура исключительно сильная, энергичная и мужественная.

Помню, придет, бывало, в  лазарете к раненому в палату  и просидит у него …час …два. Сама ни за что не уйдет  – разве позовут старшие Сестры. Занимает больного разговорами,  играет с ним в домино или  в какую-нибудь другую игру  и …увлечется Сама.

Про  Великую Княжну Марию говорили, что Она была похожа на Свою прабабку Императрицу Елизавету Петровну.

Великая  Княжна Анастасия днем бывала  у нас редко. Она была еще  совсем подростком. Про Нее я  могу сказать лишь, что Она  обещала быть красавицей и  очень любила играть …в крокет.

Наследник  Престола был у нас всего  четыре или пять раз: Он был  вместе с Государем в Ставке. Но когда Он приезжал из  Ставки к Матери, Его обязательно  привозили к нам. Два раза  я видел Его в форме армейской  пехоты и два раза в черкеске, которая Ему очень шла.

Это был живой, энергичный и бойкий мальчик, с удивительно  белым и чистым цветом лица. В  каждом Его слове, в каждом жесте  так и чувствовалась невысказанная  мысль:

– Я Наследник!..

     Наследник  был удивительно похож на Свою старшую Сестру – Великую Княжну Ольгу: такой же нежный и чистый полуовал лица, такие же мягкие черты и такие же синие, ласковые прелестные глаза.

     Высокие  Сестры приезжали в Свой лазарет ежедневно и проводили здесь зимой от 9 до 2-х часов дня, а весной и летом, кроме того, приезжали еще и вечером и частенько засиживались до часу ночи.


С  приездом Высочайших Особ в  лазарете начиналась трудовая  жизнь – перевязки и операции. После Своей болезни Государыня редко принимала участие в этих работах. Обыкновенно Она привозила с Собой какую-нибудь работу, чаще всего вышивку. Садилась около особенно тяжело раненого и, занимая его разговором, одновременно вышивала. В этих вышивках сказывался большой и тонкий вкус Государыни: я редко видывал такую искусную вышивальщицу. Особенно хорошо вышивала Государыня цветной гладью – это были настоящие художественные работы.

Сидеть и ничего не делать в лазарете было исключительно привилегией Государыни. Остальные работали все.

Великая  Княжна Ольга взяла на Себя  утренний разнос лекарств по  палатам, и обязанность эту  Она выполняла аккуратно, до  педантизма. Принесет, бывало, лекарство,  улыбнется ласково, поздоровается,  спросит, как вы себя чувствуете и уйдет неслышно. Глядя на Нее, и на душе делалось светлее и чище: так иной раз в угрюмый осенний день, когда небо обволокло тучами и целый день идет дождь, думаешь о небольшом кусочке голубого весеннего неба. Иной раз Княжна Ольга переменяла и воду в вазах с цветами. Мне говорили – раньше Она работала и в перевязочной. Но ужасный вид искалеченных людей сильно расшатал Ее хрупкую нервную систему, и Она совсем отказалась от работы в перевязочной.

Великая  Княжна Татьяна Николаевна с  самого открытия лазарета безсменно делала перевязки и помогала княжне В. И. Гедройц во время производства операций. Как выдерживал Ее нежный организм вид ужасающих ранений – не знаю. Мне лично было всегда странно видеть, как Она Своими проворными и ловкими руками накладывала перевязки на раны. И все у Нее выходило чисто, аккуратно и хорошо. Иной раз поднимет, бывало, голову, пристально посмотрит в глаза и, улыбнувшись, спросит:

– Не больно?

– Не больно, –  отвечаешь сквозь стиснутые зубы, а боли на самом деле адские.

Как-то  Великая Княжна Ольга сказала  мне, что завтра Они у нас  в лазарете не будут, так  как Они должны будут посетить  лазарет Большого Дворца (Екатерининский  дворец) и что Им там будет  очень скучно. С присущей Ей  мягкой и застенчивой улыбкой  Великая Княжна объяснила и  причины этой скуки:

–  Там все так строго и официально, что приходится следить за  каждым Своим шагом, так как  там Мы в центре внимания. Нам  никогда там не нравилось и  сестры там такие важные. Только  у Себя, в Своем лазарете, Мы  чувствуем Себя хорошо и уютно!

В  устах Великой Княжны это звучало  очень оригинально. Действительно,  Высокие Сестры любили Свой лазарет. Любовь эта проявлялась на каждом шагу и не на словах, а на деле – в каждой мелочи обыденной жизни.

Прежде всего, взять  бы хотя одно: все свободное время Семья Государя отдавала раненым и больным воинам вообще и, в частности, раненым и больным Своего лазарета. По причине войны все балы, все торжественные приемы во Дворце и официальные аудиенции были отменены и Царская Семья знала только одного рода развлечение – посещение разных лазаретов и в праздничные дни выезжала на литургию в Феодоровский Собор.

Дальше. Зимой, например, Государыня регулярно присылала в лазарет свежие цветы и фрукты, весной – черешни и персики, летом – землянику, клубнику, дыни и арбузы, а осенью – груши и виноград. Когда под вечер слышались характерные звуки Императорского автомобиля у ворот нашего сада, раненые так и знали, что это Государыня хочет чем-нибудь побаловать Своих раненых. И раненые глубоко ценили эти знаки Монаршего внимания.

Заботы  и огорчения раненых весьма  близко принимались Высокими  Особами к сердцу. Так, например, в тяжелые минуты никто не  умел так утешить человека, как  Государыня. Она умела как-то особенно  близко подходить к человеку. Много раз Государыня раненым  лично помогала переводиться  в другие полки, если сам  раненый офицер почему-либо не  мог туда перевестись.

Помню,  был такой случай. Капитан А-в из простых, но удивительно доблестный офицер, произведенный в офицеры за свои незаурядные боевые заслуги, никак не мог поехать домой на побывку. Причиной было то, что в Сибири не было так называемых эвакуационных пунктов и, следовательно, капитана А-ва нигде не могли взять на учет. Государыня выслушала капитана А-ва и даже поинтересовалась, что ему пишет жена из дому. Капитан прочитал Государыне письмо своей жены. Последняя выслушала письмо с глубоким вниманием и сказала:

–  Ничего, как-нибудь этот вопрос  Мы уладим.

На  другой день в параграфе 1 приказа  по Царскосельскому особому эвакуационному  пункту я прочитал: «По Именному  Высочайшему повелению капитан  А-в увольняется на 3 месяца в отпуск домой в город Никольск-Уссурийск».

Можно представить  радость капитана А-ва.

В  другой раз в нашей палате  умер поручик Васильев. По этому  случаю Государыня сказала:

– Не сумели мы его вырвать из когтей смерти. Слабы  еще человеческие знания. – И  на глазах Ее дрожали слезы.

Раненым  лазарета старались доставить  всевозможные развлечения. По  распоряжению Государыни раз  и навсегда, если бы больные  и раненые лазарета захотели  покататься, из придворного ведомства  присылались лошади – обыкновенно  четырехместное ландо, спокойное  и удобное. Об этом желании  нужно было только заявить  сестре палатной за день. И  если во время катания Высокие Особы видели Своих раненых, то обязательно останавливали Свой автомобиль и подходили к ним. Помню, со мной самим был такой случай: меня повезли кататься в первый раз. Это было весной 1916 года. Так как я был очень слаб, то с нами поехала и моя палатная сестра. День стоял весенний – ясный, солнечный и веселый.

 

Сначала мы колесили по Екатерининскому парку, а потом нам захотелось в Павловск. Только что мы успели завернуть на прямое шоссе в Павловск, как нам повстречался Императорский автомобиль. В нем сидели Государыня и две старшие Великие Княжны Ольга и Татьяна. Увидев нас, автомобиль остановился. Государыня и Великие Княжны слезли с автомобиля, подошли к нам и минут 15 поговорили с нами. Расспросили раненых, как они себя чувствуют, не плохо ли и т. д. Был какой-то праздник. Кажется, чуть ли не Вознесение Господне. Шагах в 30 наше ландо окружала плотная и любопытная толпа. Она, наверное, дивилась, что Повелительница 180 миллионов так просто разговаривает с ранеными офицерами.

В  лазарете довольно часто устраивались  и концерты. На них приглашались  или артисты Императорских театров,  или же ученики Петроградской  консерватории.

Медицинские сестры у постелей раненых.

В голове так много фактов, что не знаешь, который из них  взять, чтобы лучше и ярче  оттенить нежный и благородный  образ Высоких Особ. Вот, например, летом 1916 года на фронте потребовались  индивидуальные пакеты. По разверстке  на Царскосельский особый эвакуационный  пункт пришлось что-то около  100 000 пакетов и, в частности,  на наш лазарет 10 000. В заготовке  этих индивидуальных пакетов  приняли участие все могущие  работать раненые, весь сестринский  персонал и Высокие Особы. Для  работ было образовано четыре  группы по 4 человека в каждой  группе, так как самую работу  по характеру производства можно  было шаблонировать. В первой группе работала Сама Государыня, во второй группе работала Великая Княжна Ольга Николаевна, в третьей – Великая Княжна Татьяна Николаевна и в четвертой – Великая Княжна Мария Николаевна, против обыкновения оставленная Государыней позже 10 часов вечера на период предпринятых работ. В первой группе работал и я.

От  самого начала мы придали этой  работе спортивный характер –  кто больше?

И  эта спортивность увлекла нас  всех. Не только нас, простых  смертных, раненых офицеров и  сестер, но даже Великих Княжен и даже …Саму Государыню.

–  Днем Мы заняты, – сказала при  этом Государыня, – и чтобы  судить о том, кто больше  выделает пакетов, все группы  должны работать в одинаковых  условиях и одинаковое количество  времени.

В результате первая группа выделала больше всего пакетов. И это не потому, что другие группы старались уступить нашей группе, где работала Государыня, или же намеренно преуменьшали количество приготовленных пакетов, – нет, действительно, наша группа работала скорее и лучше  всех других групп. И сколько было искреннего смеху, когда Сама Государыня присудила пальму первенства Своей группе.

Уезжая  на фронт в Ставку к Государю, Великие Княжны строго наказывали  раненым писать Им туда письма.

– Мы любим читать письма Наших раненых, – сказала как-то нам Великая Княжна Татьяна.

– Пишите, Мы будем  очень рады, – добавила Великая  Княжна Ольга.

И раненые писали.

Еще  перед отъездом на фронт Государыня  выразила желание ко времени  Своего приезда видеть меня  на костылях. Поэтому в день  Ее приезда в лазарет я принял  свои меры. Мой вестовой Василий  до прихожей довез меня на  коляске, а там я взял костыли  и уселся на плетеном кресле  у входа. Жду. Входят Высокие  Особы. Увидев меня, Государыня  улыбнулась и промолвила:

– Очень хорошо!

Я  ответил средним между утверждением  и отрицанием. Но тут меня подвела  почетная фрейлина, большая шалунья,  безумно любившая Царскую Семью.

– Ваше Величество! Вы не верьте ему, – сказала она. – Это он только сегодня встречает  Вас на костылях. До сих пор он ни разу не ходил на костылях.

Я готов был  провалиться сквозь землю. Но Государыня улыбнулась еще раз и сказала:

– И это хорошо, не ослушался: встретил на костылях.

В этот день во  время перевязок Государыня сидела  в перевязочной. По окончании перевязки мне дали костыли, и я четыре раза прошелся во всю длину перевязочной. Боли были такие адские, что у меня на глазах выступили слезы.

– Ничего, –  утешила меня Государыня. – Это  пройдет.

И с этого  дня в продолжение месяца Государыня ежедневно заставляла меня по 4-5 раз  пройти по своей палате. И действительно, к концу первого месяца я начал  ходить уже гораздо лучше. Боли постепенно уменьшались.

Я  был самым тяжелым раненым  в лазарете. Было время, я почти  умирал. Это было на Пасху 1916 года. Тогда в правой ноге у  меня началось общее заражение  крови, и одно время было  такое положение, что врач лазарета  даже подняла вопрос об отнятии  у меня правой ноги. И только  Государыня Императрица не позволила  это сделать. Когда к Ней  обратились по этому поводу, Она  сказала доктору лазарета (об  этом мне после рассказывала  княжна В. Гедройц):

– Отнять ему  ногу, от слабости он может умереть  скорее. Лучше положимся на волю Божию и …оставим ему ногу.

Так я остался  с обеими ногами.

Мой  сильный организм переборол болезнь.  И первый раз, когда мне дали  костыли, чтобы я попробовал ходить, Сама Государыня лично созвала персонал лазарета, чтобы все увидели, что умирающий Павлов начал ходить.

Весной  обыкновенно для нас, раненых,  начинался праздник. Высокие Особы  приезжали к нам и по вечерам  с началом теплого времени.  Обыкновенно с начала или же  с середины мая. Их приезда  мы всегда ждали с большим  нетерпением. Высокие Особы приезжали  в лазарет в сумерки. К этому  времени раненые выходили на  веранду или же ждали у крыльца.

Вообще  простота, с которой Себя держали Государыня и Великие Княжны была замечательна и… попросту нас поражала. Тому, кто сам не был очевидцем этого, даже трудно было себе представить, до какой степени Они были доступны. Абсолютно никакой официальности и натяжки. Это были простые, милые и хорошие люди, с которыми мы, раненые, всегда чувствовали себя хорошо, тепло и уютно. Простота Высоких Особ прямо очаровывала раненых, и они в свою очередь отвечали Им восторженным обожанием.

 

В  этом чувстве обожания соединилось  все. Это было сложное чувство,  которое едва ли даже поддавалось  точному анализу. Здесь было  и восторженное удивление, и  сильная любовь, и глубокая благодарность  Высоким Особам за Их заботы  и внимание к нам, и преклонение  пред Их благородной простотой,  но более всего уважения –  глубокого, безпредельного уважения и преданности.

Никогда  не позабуду одного случая.


На этот раз Государыня была  необычно взволнована. Об этом  говорили Ее блестящие не по-обычному  глаза.

– Сегодня получила письмо от Алексея, – сказала Она. – Он пишет, что Его произвели  из ефрейторов в младшие унтер-офицеры. По этому случаю Он пишет Мне, что Ему необходимо увеличить карманные деньги. До сих пор Он у Меня получал по 10 рублей в месяц. Что же, пришлось увеличить. Теперь Он получает в месяц уже по 20 рублей, да единовременно Я выслала Ему еще 10 рублей. Между прочим, я неоднократно обращал внимание на то, когда Государыня заговаривала про Алексея, Ее грустное лицо неуловимо менялось. Оно делалось особенно ласковым и приветливым. Может быть, Она потому так сильно любила Алексея, что Он был у Нее первым и единственным, но, может быть, Она любила Его особенно болезненно еще и потому, что боялась Его потерять каждую минуту.

     В  последний раз Государыня с  Княжнами была в лазарете в  середине февраля 1917 года, а 22 февраля началась уже «великая  и безкровная».

     Княжна  Гедройц вызвала Государыню к  телефону.

– У телефона доктор Гедройц?

– Да, Ваше Величество.

– Передайте  всем Нашим раненым привет. Как они себя чувствуют?

– Больные волнуются  за Вас и Вашу Семью, Ваше Величество.

– Передайте  им Нашу сердечную благодарность. Пусть не волнуются. Все в руке Божией.

– Ваше Величество, офицеры Вашего лазарета просили  меня повергнуть к Вашим стопам чувство  безпредельной своей преданности до готовности пожертвовать для Вас и Вашей Семьи своей жизнью.

– Еще раз  передайте им Мою благодарность. Нам это сейчас особенно дорого. До свидания. Увидимся ли еще раз…

Минута была тягостная. У княжны Гедройц на глазах были слезы.

На другой день Царская Семья была арестована. Больше я Их не видел.

20 августа 2024 Просмотров: 18 253