ОСАДА АЗОВА...

В прошлом де в 7149 году июня в 24 день прислал турской царь Ибрагим салтан под нас, казаков, своих 4 паши, да 2 своих полковников, им же имена: Капитана, да Мастафу, Иусейга, да Ибреима, да ближние своей тайные думы верного своего слугу Ибреима, скопца над ними уже над пашами смотрит вместо себя, царя турского, бою их и промыслу, как станут паши и полковники над Азовом городом промышляти и над нашими казачьими головами.

А с ними, пашами, прислал турской царь под нас многую свою собраную силу и басурманскую рать, совокупя на нас всех подручников своих: нечестивых царей и королей, и князей, и владелей - 12 земель! Воинских людей переписанной своей рати из-за моря, по спискам его, боевого люда бранного 200 000, окроме проморских и кафинских черных мужиков, которые у них на сей стороне моря собраны и которые со всех орд их, и крымские и нагайские, с лопаты и с заступы на загребение наше, чтоб нас, казаков, многолюдством своим в Азове городе живых загрести и засыпати бы им город великою, как они загребают своими силами людей в городах перситцкаго шаха, а себе бы им там, царю своему турскому, нашею смертью слава вечная во всю вселенную, а нам бы, християном, учинить укоризну вечную. Тех-то людей собрано на нас, черных мужиков, многие тысячи без числа, и писма им нет, — тако им множество.

Да с ними, пашами, пришел ис Крыму крымской царь, да брат ево Нарадым и Крым Гирей царевичь и калга, со всею своею крымскою и нагайскою ордою, да крымских и нагайских князей и мурз и татар, ведомых письменных людей 8 000, оприч тех неведомых людей. Да с тем же царем пришло горских князей и черкас из Кабарды 10 000. А с пашами было наемных людей немецких 2 полковника, а с ними 6000 солдатов.

Да с теми же пашами было для приступных промыслов многие немецкие люди-городоемцы, приступныя и подкопныя мудрые вымышленики, славные многих государьств измышленики: гишпане, из Виницеи великия, из Стекольныя и из Фрянцыи. То были одни пинарщики, которые делать умеют всякие приступит мудрости и ядра чиненыя огненныя, и ини которые мудрости умеют. А снаряду было с пашами под Азовым пушек больших ломовых 120 пушек, а ядра у них были велики, в пуд, и в полтора, и в два пуда ядро. Дамелково снаряду было с ними всяких пушек и тяфаков 674 пушки, окроме верховых огенных, а верховых с ними было 32 пушки. А весь снаряд был прикован на чепях, бояся того, чтоб мы на выласках, вышед, у них того снаряду не отбили и в город бы его не взяли.

Июня в 24 день в первом часу дни пришли к нам паши его под город. И крымской царь наступил на нас со всеми великими турскими силами. Все наши поля чистые орды нагайскими изнасеяны: где у нас была степь чистая, тут стала у нас одним часом, людьми их многими, что великие и непроходимые леса темныя. От силы их многия и от уристанья их конского земля у нас под Азовым потряслася и погнулася, и из реки у нас из Дону вода на бреги выступила от таких великих тягостей, и из мест своих вода на луги пошла. И почали они, турки, по полям у нас шатры свои турецкия ставить. И палатки многия, и наметы великия, и дворы болыиия полтняныя, яко горы высокия и страшныя, забелелися.

И почали у них в полках их быти трубли великая в трубы большие, и игры многия, и писки от них в полках пошли великия и несказанныя голосами страшными их басурманскими. И после того в полкех их почела быти стрельба пушечная и мушкетная великая: как есть стала над нами гроза великая над нами страшная, бутто гром велик и молния страшная от облака бывает с небеси. От стрельбы их стал огнь и дым до неба.И все наши градныя крепости потряслися от стрельбы их той огненной. И солнце померкло во дни том и, светлое, в кровь претворися. Как есть наступила тьма темная. И страшно добре нам столб от них в те поры, трепетно и дивно из несказанной и страшной и дивно приход басурманской нам было видети. Никак непостижимо уму человеческому: в нашем возрасте того было не слышати, не токмо что такую рать великую страшную и собранную очима кому видети.

Близостью самою к нам они почали ставитцо за полверсты малые от Азова города. Их яныческие головы строем идут к нам под город великими большими полки. Головы их сотники, отделяются от них, перед ними идут пеши. Знамена у них яныческия велики неизреченно, черны, яко тучи страшныя, и в барабаны велики бьют. Ужасно слышати сердцу всякому их басурманским трубля, яко звери воют страшны над главами нашими разными голосами. Ни в каких странах ратных таких людей не видели мы, и не слыхано про такую рать от веку. Подобно тому, как царь греческий приходил под Троянское государство со многими государьствами и тысечи 12 их голов яныческих пришли к нам самою близостию к городу и осадили нас они, пришедши, накрепко. Стекшися, они стали круг Азова града во восемь рядов, от реки Дону захватя до моря рука за руку. И патожки они свои потыкали и мушкеты свои на нас прицелили.

Фетили у всех янычей кипят у мушкетов их, что свещи горят. У всякого головы в полку яныченей по 12 000. И бой у них у всех огненной, платье на них на всех головах яныческое златоглавое, и на яныченях их сбруя одинаковая красная, яко заря кажетца, пищали на яныченях у них у всех долгие турские з жаграми, а на главах у всех яныченей шишяки, яко звезды кажются. Подобен их строй строю салдацкому. Да с ними тут в ряд стали немецких два полковника с солдатами, а в полку у них солдат 6000. Тогож  дни на вечер, как пришли турки к нам под город, послали к нам паши их турские толмачей своих басурманских, персидцких и еллинских, а с ними, толмачами, говорить прислали к нам голову яныченскаго перваго от строю своего пехотнаго. И почал нам говорить голова из яныченской словом царя своего турскаго и от четырех пашей ево, и от царя крымскаго речью глаткою:

О люди Божии, Царя Небесного! Никем вы в пустынях водимы или посылаемы; яко орли парящие без страха по воздуху летаете и яко леи свирепыи в пустынях рыскаете, казачество донское и вольное и свирепое, соседи наши ближние и непостоянные нравы, лукавы пустынножители, неправии убийцы и разбойницы непощадны! От века не наполните своего чрева гладкого? Кому приносите такие обиды велики и страшные грубости? Наступили есте вы на такую великую лестницу высокую, на государя царя турсково. Не впрям вы еще на Руси богатыри светоруские нарицаетесь: где вы, воры, теперво можете утечи от руки ево страшныя? Птицею ли вам из Азова лететь?

Осаждены вы теперво накрепко. Прогневали вы Мурата салтана царя турского, величество ево. Первое, — вы у него убили на Дону чесна мужа греческаго закона, турского посла Фому, приняв ево с честию в городки свои, а с ним побили вы всех армен и гречан, для их сребра и злата. А тот посол Фома был послан от Царяграда ко царю вашему для великих царственных дел. Да вы же у царя взяли любимую цареву вотчину славной и красной Азов град и рыбной двор. Напали вы ни него, аки волки гладныя, и не пощадили вы в нем никакова мужеска возраста, ни стара ни мала, — посекли всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. И теперво сидите в нем.

Разделили вы государя царя турсково тем Азовым городом со всею ево ордою крымскою и нагайскою воровством своим. А та у него орда крымская — оборона его великая на все стороны страшная. Второе, — разлучили его с корабельным пристанищем. Затворили вы тем Азовом городом все море Синее: не дадите проходу по морю ни кораблем, ни катаргам царевым ни в которые поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чево вы конца в нем дожидаетесь? Крепкие, жестокие казачьи сердца ваши! Очистите вотчину царя турского Азов город в ночь сию, не мешкая. А что есть у вас в нем вашего сребра и злата, то понесите без страха из Азова вон с собою в городки свои казачьи к своим товарищем, а на отходе ничем вас не тронем.

А если только вы из Азова города сея нощи вон не выдете, не можете завтра от нас живы бытии. Хто вас может, злодеи убийцы, укрыть или заступить от руки ево такие сильныя и от великих таких, страшных, непобедимых сил его, царя восточного турсково? Кто постоит ему? Несть ту никаво ровна или подобна величеством и силам на свете! Единому лише повинен он Богу Небесному и един лише он верен страж гроба Божия, по воли ж Божии: избра его Бог на свете едина от всех царей. Промышляйте себе в нощь сию животом своим, не умрите от руки царя турсково смертью лютой, своею волею. Он, великий государь восточной турской царь, не убийца николи вашему брату вору, казаку и разбойнику. Ему бы то, царю, честь достойная, что победить где царя великаго и равна своей чести, а ваша ему не дорога кровь разбойничя.

А есть ли вы уже пересидите в Азове нощь сию через цареву такую милостивую речь и заповедь, — приймем завтра град Азов и вас в нем, воров, на муки лютыя и грозныя. Роздробим всю плоть вашу разбойничю на крошки дробныя! Хотя бы вас, воров, в Азове городе сидело 40 000, ино силы с пашами под вас прислано болте 300 000. Несть столько и волосов на главах ваших, сколько силы турецкие под Азовом городом. Видите вы и сами, глупые воры, очима своими силу его великую неизчетну, как они покрыли всю степь вашу казачью великую. Не могут, чаю, и с высоты з города очи ваши видети другово краю сил наших. Не перелетит через силу нашу турецкую никакова птица паряща, устрашится людей от много множества сил наших, вся валится с высоты на землю. Аще б восхотел государь наш царь турецкими своими силами великими пленити государство перситцкое, и он его, государь, такими людьми в три дня взял или б землю его разорил.

И то вам, ворам, даем ведать, что от царства вашего Московскаго никакой вам помощи и выручки не будет, ни от царя, ни от человек русских. На что вы, воры, глупыя надеждны? Запасу вам хлебнаго с Руси николи не пришлют.

А есть ли вы, люди Божии, служить похочете, казачество свирепое, вольное, государю нашему царю Ибрагиму салтану, его величеству, принесите тако ему, царю, винные свои головы разбойничи в повиновение на службу вечную. Радость будет: отпустит вам государь наш турецкой царь и паши его вси ваши казачи грубости прежние и нонешние и взятье азовское. Пожалует вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь наш турецкой царь, многим и неисчетным богатством, учинит вам, казакам, у себя во Цареграде покои великии во веки, положит на вас всех казаков плате свое златоглавое, печати подаст вам богатырские золоти с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казакам, в государстве его во Цареграде будет кланяться, станут вас всех, казаков, называти —Дону славного рыцари знатныя, казаки избранныя. И то ваша слава казачья вечная в веце сем, от востоку до западу.

Станут вас называти вовеки все орды басурманския и еллинские, и перситцкие святорускими богатырями, што не устрашились вы своими людьми малыми таких великих и непобедимых сил царя турского, — 300 000 одной ево пописанной силы, окромелюду волново и черных мужиков, а тех у нас и счету нет пописати такова их множества, яко травы на поле или песку на море. Дождались вы к себе полкы под город в жестосердии вашем. Каков перед вами славен и силен, и многолюден, и богат перситцкий царь, владетель поставлен от Бога надо всею великою Персидою и над богатою Индеею! Имеет он, государь, у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь, и тот шах персицкий царь, врям николи не стоит на поли против царя турского и не сидят ево люди персидския противу нашей силы в городках своих, ведая они наше свирепство, и безстрашие, и гордость.

Ответ наш казачей Азова города турецким и розным языков и вер толмачам и голове яныческому:

О, прегордыи и лютый варвары! Видим мы всех вас и до сех мест и про вас ведаем, силы и пыхи царя турсково все знаем. И видаемся мы с вами, турками, почасту на море и за морем, и на сухом пути. Знакомы уже вы нам! Ждали мы вас, гостей к себе под Азов город дни многия. Где полно ваш Ибрагим турской царь ум свой дел? Позор его конечной будет! Или у него, царя, не стало за морем злата и сребра, что он прислал под нас, казаков, для кровавых казачьих зипунов наших четырех пашей своих?

А с ними, сказываете, что под нас прислано рати турецкие одной его пописи 300 000. То мы и сами впрямь видим и ведаем, что есть столько силы его под нами, с 300 000 люду боевово, окроме мужика чорнова и охотника. Тех врямь людей много: что травы на поле или песку на море. Да на нас же нанял ваш турецкий царь из 4 земель немецких салдатов 6000, да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну великую для смерти нашей. Добивался голов казачьих! И то вам, туркам, самим давно ведомо, что по сю пору никто наших зипунов даром не имывал с плеч наших.

Хотя он у нас, турецкими силами и наемными людьми немецкими, умом немецким и промыслом, а не своим царевым дородством и разумом, не большая та и честь будет ево, царева, турского имяни, что возмет нас, казаков, в Азове городе. Не избудет он тем на веки и не изведет казачья имяни и прозвища, и не запустеет Дон головами нашими! А на взыскании смерти нашей з Дону удалые молотцы к вам тотчас будет под Азов все, не утечи будет пашам вашим от них и за море. А есть ли только нас избавит Бог от руки ево такия сильныя, отсидимся от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от 300 000 человек, людми своими малыми, всево нас, казаков, в Азове сидит 5000, срамно то будет царю вашему турскому и вечный стыд и позор от его братьи, от всех царей и королей немецких.

Назвал он высоко сам себя, будто он выше всех земных царей, а мы люди Божьи, надежда у нас вся на Бога и на Матерь Божию Богородицу и на иных угодников и на всю братию и товарыщей своих, которые у нас по Дону в городках живут, — те нас выручат. А холопи мы природные государя царя христианского царства Московского, а прозвище наше вечно — казачество донское волное и безстрашное!

Станем мы с ним, царем турским, битца, что с худым свиным пастухом наймитом. Мы собе казачество вольное исповедаем и живота своего не разсужаем, не страшимся того, что ваши силы великия: где бывают рати великия, тут ложатся трупы многия! Ведь мы люди Божии, а не шаха перситского, что вы, будто женок, засыпаете в городех их горами высокими, а нас, казаков, от веку нихто в осаде живых не имывал, а горою вам к нам идти моторно. Вы наш промысел над собою сами увидите. Хотя нас, казаков, в осаде сидит не много, только 5000, а за Божией помощи не боимся сил ваших великих 300 000 и немецких всяких промыслов.

Гордому ему басурману, царю турскому и пашам вашим Бог противитца за ево такие слова высокие. Ровен он, собока, смрадный пес, ваш турской царь, Богу Небесному у вас в титлах пишется. Как он, басурман поганой, смеет так в титлах писатся и подобитися Вышнему? Не положил он, похабный басурман, поганый пес, скаредная собака, Бога себе помощника, обнадежился он на свое тленное богатство, вознес отец его сатана гордостию до неба, опустит его Бог с высоты в бездну во веки. И от нашей казачьей руки малыя срамота, и стыд, и укоризна ему вечная будет, царю вашему турскому, и пашам, и всему войску.

Где ево рати великая тонере в полях у нас ревут и славятся, а завтра в том месте у вас будут вместо игор ваших горести лютые и плача многие, лягут от рук наших ваши трупы могия. И давно у нас в полях наших летаючи, клехчют орлы сизыя и грают вороны черныя подле Дону тихова, всегда воют звери дивии, волцы серия, по горам у нас брешут лисицы бурыя, а все то скликаючи, вашего басурманского трупу ожидаючи. Преж сего накормили мы их головами вашими, как Азов взяли, а топерво вам от нас опять хочется тово ж, чтоб плоти вашея мы тех зверей накормили, — и то вам будет по прежнему! А красной хорошей Азов город взяли мы у царя вашего турского не разбойничеством и не татиным промыслом, взяли мы Азов город впрямь в день, а не ночью, дородством своим и разумом для опыту, каковы ево люди турские в городех от нас сидят. А мы сели в Азове людми малыми, розделясь с товарищи нароком на двое, для опыту ж — посмотрим мы турецких умом и промыслов.

А все то мы применяемся к Еросалиму и Царюграду. Хочется нам також взяти Царьград, то государство было християнское. Да вы ж, басурманы, нас жалеете, что с Руси не будет к нам ни запасу хлебново, ни выручки, а сказываете нам, бутто к вам из государства Московского про нас о том написано. И мы про то сами без вас, собок, ведаем, какие мы в Московском государстве на Руси люди дорогие, ни к чему мы там не надобны, очередь мы свою за собою сами ведаем. А государство Московское многолюдно, велико и пространно, сияет светло посреди, паче всех иных государств и орд басурманских, персицких и еллинских, аки в небе солнце. А нас на Руси не почитают и за пса смердящего. Отбегаем мы ис того государства Московского, из работы вечныя, ис холопства неволного, от бояр и от дворян государевых, да зде прибегли и веселились в пустыне непроходней, взираем на Христа Бога Небесного. Кому об нас там потужить? Ради там. все концу нашему. А запасы к нам хлебные и выручки с Руси николи не бывали.

Кормит нас, молодцов, на поли Господь Бог своею милостию во дни и в нощи зверми дивниими да морскою рыбою. Питаемся мы, аки птицы небесныя: ни сеем, ни орем, ни в житницы збираем. Так питаемся подле море Черное. А злато и сребро емлем у вас за морем — то вам самим ведомо! А жены себе красныя и любимыя водим и выбираем от вас же из Царяграда, а с женами детей с вами вместе приживаем'.  А се мы взяли Азов город своею волею, а не государьским повелением, для казачьих зипунов своих и для лютых и высоких пых ваших, поганых и скаредных. И за то на нас холопей своих далных, государь наш зело кручиноват, и мы зело боимся от него, великого государя, казни смертныя за взятье азовское.

А государь наш великий, и праведный, и пресветлый царь и великий князь Михайло Федоровичъ всеа Руси самодержец  многих государств и орд государь и обладатель и много у него великого государя, в вечном холопстве таких бусорманских царей служат ему, великому государю, как и ваш Ибрагим, турской царь. Только он, государь наш великий, пресветлый и праведный царь, чинит по преданию святых отец, не желает пролития кровей ваших бусорманских. Довольно он, великий государь, богат от Бога данными своими царьскими оброками и без вашего бусорманского скаредного богатства хотел бы, он, великий государь, ваших басурманских кровей разлития и градом вашим басурманским разорение за ваше басурманское к нему, великому государю, неисправление, хотя бы он, великий государь наш, на вас всех босурман велел быть войною одной своей Украине, которые люди живут в украинских городех по валу от рубежа Крымского и Ногайского, и тут бы собралось его государевых русских людей с одной той Украины болше легеона тысящь.

Да и такия ево государевы люди украиньцы, что они жестоки на вас будут и алчны, аки лвы яростные и неукротимые, и хотя пояси вашу живую плоть басурманскую. Да держит их и не повелит им на то десница ево царьская. А в городех во всех украинских под страхом смертным, а царевым повелением держат их воеводы государевы. Не укрылся бы ваш Ибрагим турской царь от руки ево государевы и от жестосердия людей ево государевых и во утробе матери своей, и утробу бы ея распороли, да перед лицом бы ево царевым поставили. Не защитило бы ево, царя турскаво, от руки ево государевы и от ево десницы высокия и море Черное. Не удержало бы людей ево государевых! И был бы за ним, великим государем, однем летом Ерусалим и Царьград по прежнему, а в городех бы турецких во всех не стоял камень на камени от промыслу русского.

Да вы же нас зовете словом царя турского, чтобы нам служить ему, царю турскому, а сулите нам от него честь великую и богатство многое. А мы люди Божии, а холопи государя царя московского, а се нарицаемся по крещению православные хрестьяне. Как служить можем ему, царю турскому неверному, оставя пресветлый здешний свет и будущей? Во тьму идти не хощем! Будь впрямь ему ему, царю турскому, в слуги надобны, и как мы отсидимся от вас в Азове городе, побываем мы у него, царя, за морем под ево Царемградом, посмотрим мы Царяграда строение и красоты ево. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, — лишь бы ему, царю, наша казачья речь полюбилась! Станем мы служить ему, царю, пищалями казачьями, да своими сабелки вострыми.

А ныне нам с вами и с пашами вашими и говорить нечего, дайне с кем. Как предки ваши, бусорманы поганые, учинили над Цареградом, взяли взятьем его, убили они государя царя Хрестьянского Константина благоверного, побили в нем Хрестьян многия тмы тысящи, обогрили кровию нашею хрестьянскою все пороги церковныя, искоренили до конца всю веру хрестьянскую, — тако бы и нам учинить над вами, бусорманами погаными, взять бы ныне нам Царьград взятьем из рук ваших бусорманских, убить бы против того вашего Ибрагима царя турского и со всеми его бусорманы погаными, пролити бы вашу кровь бусорманскую нечистую. Тогда у нас с вами в том месте мир поставитца, а тепере нам с вами и говорить больше того нечего. Что мы от вас слышали, то твердо ведаем, а что вы от нас слышали, то скажете речь нашу пашам своим.

Нельзя нам мирица или веритца хрестьяном з босурманы. Хрестьянин побожится душею хрестьянскою, и на той правде во веки стоит, а ваш брат бусорман, побожится верою бусорманскою, а ваша вера бусорманская татарская ровна бешеной собаке, — и потому вашему брату, бусорману, собаке, и верить нельзя.

Ради мы завтра вас подливать, чему нас, молотцов, Бог послал в Азове граде. Поедете вы к своим глупым пашам не мешкая, а опять к нам с такою глупою речью не ездите. А манить вам нас, — лише дни даром терять! А хто от вас к нам с такою глупою речью впредь будет, тому у нас под стеною города быть убиту. Промышляйте вы тем, для чего приехали от царя своего турского. Мы у вас Азов город взяли головами своими молодецкими, людми немногими, а вы его у нас, ис казачих рук наших, доступайте головами своими турецкими, многими своими силами. Кому-то у нас на всех поможет Бог потерять вам под Азовым городом турецких голов своих многия тысящи, а не ведать вам его будет из рук наших казачьих и до века. Разве отымет у нас, холопей своих, великий государь царь и великий князь  Михайло Федорович всеа Руси самодержец, да вам им, собок, пожалует, то уже ваш будет, на то его государьсщя воля.

Как от Азова города голова и толмачи приехали в свои турецкие таборы к пашам своим и сказали наш ответ, в их полках в те поры замешалось: почали в трубы трубить в великая для собрания силы и полков. И после той трубли собранной почали бить в гарматы великия и в набаты, в роги и цебылги почали играть добре жалостно. А все знатно, что готовятся к приступу. А у всей пехоты их салдацкой и яныческой с барабаны бьют тихо. И разбирались они в поках своих, и строились ночь всю до света. Как на дворех уже час дни, почали выступать полки ис станов своих. Знамена у них зацвели и праперы, как есть стали цветы многи. От труб великих и набатов неизреченный визг. Дивен и страшен приход их под Азов город! Никак того уже нельзя страшнее быти.

Перво под город к нам пришли немецкия 2 полковника с солдатами, а за ними пришел весь строй пехотной янычейской 150 000, потом и орда вся с пехотою к городу к приступу пришла. Крикнули столь смело и жестоко в приход их первой, приклонили к нам они все знамена свои и покрыли знаменами своими весь наш Азов город. Почали башни и стены топорами рубить и ломами великими ломать, а на стены многия по лестницам взошли: хотели нас взять того часу 1-го своими силами. В те поры у нас уже стала стрельба по них осадная из города, а по тех мест мы им молчали. В огне и в дыму не можно у нас друг друга видеть: на обе стороны лише дым да огонь стоял, а от стрельбы их огненой дым топился до неба. Как есть — страшная гроза небесная, когда бывает гром с молниею.

Которые у нас подкопы были отведены за город для их приступного времени, и те наши подкопы от множества их неизреченных сил не устояли — все обвалились, не удержала силы их земля и крепость азовская. И уста наша кровию запеклись, не пиваючи и не едаючи! На тех-то пропастех побито турецкой силы от нас многия тысящи: приведен был у нас весь снаряд на то подкопное место и набит был он весь у нас дробю, железными усечками. Убито у нас под стеною Азова города на том 1-м приступе в тот 1 день турок 6 голов яныческих, да 2 немецких полковников со всеми солдаты с 6000-ю. В тот же день, вышед, взяли мы у них на вылазке большое знаме царя их турского с клеймом ево. Паши его и полковники перво приступали всеми силами в тот 1 день весь день до вечера и зорею вечерною. Убито у них в тот 1 день от нас под городом, окроме 6 голов яныческих и 2 полковников немецких, 23 000, окроме раненых. И мы, казаки, вышед из города, оклали труп мертвой турецкой вкруг города выше пояса.

На 2 день в зорю вечернюю опять прислали к нам паши под Азов город толмачей своих, чтоб дать отобрать побитой труп, который побит от нас под стеною Азова города. А давали нам за всякую убитую яныческую голову по золотому червонному, а за голов и за полковников давали по 100 тарелей. И войском за то не постояли им, не взяли у них ни сребра, ни злата: «Не продаем мы мертвого трупу николи. Не дорого нам ваше сребро и злато, дорога нам слава вечная! То вам, собакам, из Азова города от нас, , казаков, игрушка первая, лише мы, молотцы, оружие свое прочистили. Всем вам, бусорманам, от нас то же будет, иным нам вас потчивать нечем — дело осадное».

В тот 2 день у нас с ними боя не было. Отбирали они свой побитой трупу целый день до вечера, выкопали они яму побитому своему трупу, глубокий ров, от города на 3 версты, а засыпали ево горою высокою и поставили над ними признаки многия босурманския и подписали на них языки многими разными.

И после того в 3 день опять они, турки, под город пришли со всеми своими силами. Только уже стали они вдале от нас, а приступу к нам не было. Зачали люди их пеши в тот день весть гору высокую, земляной великий вал, выше многим Азова города. И тою горою высокою хотели нас живых накрыть и засыпать в Азове городе великими турецкими силами. И привели ту гору к нам в три дня. И мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, што от нее наша смерть будет, попрося у Бога милости и Пречистыя Богородицы помощи и у Предтечева образа заступления, и призывая на помощь Чюдотворцы Московские, учинямы меж собою последнее надгробное прощание друг з другом и со всеми православными хрестьяне, малою своею дружиною 5000 пошли к ним из города на прямой бой против 300 000.

«Господь сотворитель небу и земли, не выдай нечестивым создания рук Своих. Видим от них, сильных, пред лицем смерть свою лютую: хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту нашу и безсилие, что нас в пустынях покинули все православные хрестьяне, убоялись лица их страшнаво, великих сил турецких. И мы, бедныя, не отчаивая себе Твоя Владычняя милости, видя Твоя щедроты великия, за Твоею помощию Божию, за веру хрестьянскую умираючи, бьемся против сил болших, людей 300 000, за церкви Божии, за все государство Московское и за имя царьское».

Положа мы на себя все образы смертныя, выходили к ним на бой и единодушно крикнули, на бой вышед к ним: «С нами Бог! Разумейте языцы и покаряйтеся, яко с нами Бог!»

Как заслушали неверные изо уст то слово, что с нами Бог, не устоял впрямь ни един человек против лица нашего, побежали все от горы своея высокия. Побили мы их, в тот час вышед, многия тысящи, взяли мы у них в те поры на вылазке на том бою у той горы 16 знамен однех яныческих, да 28 бочек пороху. Тем-то мы их порохом, подкопався под ту их гору высокую, разбросали всю ее, их же побило ею многия тысящи, а к нам их яныченей тем нашим подкопным порохом живых в город кинуло 1400 человек. Так их премудрость земляная с тех мест миновалась. Почали они от нас страшны быти.

В рати их почела меж их роздряга быти великая. Паши ж турецкие почали крычать на царя Крымского, что не ходит он приступом с ордою с Крымскою. Царево слово к пашам и турченям: «Иже ведомы нравы казачи и обычаи. Приступами нам их николи не имывать — в осадах казаки люди жестокосердые. Под светом таких людей не видано и не слыхано! Разве нам на единую их казачью голову давати своих голов по 1000.».

По повелению пашей и умышленников-городоемцев повели яныченя и все их войско и черныя мужики другую гору позади тое, болше прежней: в длину лучных 3 перестрела, а в вышину многим выше Азова града, а широта ей, как можно бросить до нея дважды каменем. И на той горе поставили весь снаряд свой пушечной и пехоту свою всю привели турецкую на ту гору, — 150 000, и орду нагайскую всю с лошадей збили. И почали с той горы из снаряду бить по Азову граду беспрестани день и нощ. И от пушек их аки страшный гром стоял, и огнь и дым топился от них до неба. 16 день и нощей 16 не промолк снаряд их пушечной ни на единой час! В те поры дни и нощи покоя от стрелбы их пушечной не было. Все наши азовские крепости роспались. Стены и башни все, и церковь Предтечива, и палаты все до единыя розбили у нас по подошву самую, и снаряд нам пушечной переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове городе церковь Николы Чудотворца в полы осталась. Потому ея столько осталось, что она стояла внизу добре у моря под гору.

А мы от них сидели по ямам все и выглянуть нам из них нелзе. И мы в те поры зделали себе покой великой в земле под ними: Под их валом дворы себе потайныя великие поделали. Ис тех мы потайных своих дворов подвели под них 28 подкопов, под их таборы, и теми мы подкопами себе учинили прямую избаву великую: выходили мы нощию и своими нощными выласками на их пехоту турецкую положили мы великий страх и урон большой учинили в людех их. И после того паши турецкие, смотря на наши те подкопные мудрости и осадные промыслы, повели они уже напротив к нам из своих табор 17 подкопов своих и хотели оне теми подкопами приттить к нам в ямы наши, да нас подавить своими людми великими. И мы милостию Божиею устерегли все те подкопы и под их подкопы зделали свои подкопы и подкатили пороху, и те их подкопы все взорвало и побито их, турецких людей, многие тысячи. С тех мест подкопная их мудрость вся уже миновалась. Постыли уж им те все подкопные промыслы!

А было от турок всех приступов к нам под город 24 приступа всеми их людми, окроме болшова приступа первово. Таковаго и смелаго и жестоково приступу не бывало к нам, ножами мы с ними резались в тот приступ.

Почали уже оне к нам метати в ямы наши ядра огненныя чиненыя и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты великия, побивали многих нас и опаливали. А после тех ядр огненных, вымышляя оне над нами умом своим, оставя оне вси уж мудрости, почели нас осиливать и доступать прямым боем, свими силами. Почали оне к нам на приступ присылать на всякий день людей своих, янычен по 10 000 человек, приступают к нам целой день до ночи. Ночь придет, — на перемену им придут другия 10 000 человек, — те уж к нам приступают ночь всю до света. Ни на един час не дадут покою нам! Оне бьются с переменою день и нощь, чтоб тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе злого ухищреннаго промыслу, от бессония, и от тяжелых ран своих, и от всяких осадных лютых нужд, и от духу смрадного от человеческаго трупия, отягчали мы все и изнемогли многими болезнями лютыми осадными. А се в мале дружине своей остались, уж стало переменитца некем, — ни на единой час отдохнуть нам не дадут!

И в те поры отпаявши живот свой мы в Азове городе, в выручке своей безнадежны стали от человек. Только себе чаем помощи от Вышняго Бога. Прибежим, бедные, к своему помощнику Предтечеву образу, пред ним, светом, розплачемся слезами горкими:

Государь-свет, помощник наш, Предтеча Христов Иоанн! По Твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, — взяли Азов град, — побили мы в нем всех християнских мучителей и идолослужителей, И Твой светов дом, Никола Чудотворец, очистили и украсили ваши чудотворныя образы от своих грешных и недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед Вашими образы не бывало. Али мы Вас, светов, прогневили чем, что опять хощете идти в руки басурманския? На Вас мы, светов, надеялись, в осаде в нем сидели, оставя всех своих товарищей. А топерво от турок видим смерть свою лютою. Поморили нас безсонием: 14 дней и 14 нощей с ними безпрестани мучимся.

Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши оборонныя уже не служат нам, от истомы уста наши не глаголют уж, от безпрестанныя стрельбы глаза наши выжгло, в них стреляючи порохом, язык уж наш во устах наших на басурман закричать не ворочится. Такое наше безсилие — не можем в руках своих никакова оружия держать, почитаем мы себя топерево за мертвый труп. 3 два дни, чаю, уже не будет в осаде сиденья нашего. Топервомы, бедныя, разставаемся с вашими чудотворными иконами и со всеми християне православными. Не бывать уж нам на святой Руси! Смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворныя, за веру християньскую, за имя царьское и все государство Московское.

Почали уже мы, атаманы и казаки, и удалые молотцы, и все великое Донское и Запорожское свирепое Войско прощатись:

«Прости нас, холопей своих грешных, государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Руси самодержавец. Вели, государь, помянуть души наши грешныя. Простити, государи, вси патриархи вселенские. Простите государи, вси преосвящении митрополиты. Простите, государи, вси архиепископы и епископы. Простите, государи, архимандриты и игумены. Простите, государи, протопопы и вси священницы и дьяконы и вси церковные причетники. Простите, государи, вси мниси и затворники:

 Простите нас, вси свтии отцы. Простите, государи, всм християне православныя, поминайте наши души грешныя со своими праведными родителями. На позор мы учинили государьству Московскому. Простите нас, леса темныя и дубравы зеленыя.. Простите нас, поля чистыя и тихия заводи. Простите нас, море Синее и реки быстрыя. Простите нас, море Черное. Прости нас, государь наш, Тихой Дон Иванович, уже нам по тебе, атаману нашему, з грозным войском не ездить, дикава зверя в чистом поле не стреливать, в Тихом Доне Ивановиче рыб не лавливать».

Чтоб умереть не в ямах и по смерти б учинить нам на Руси славу вечную, взяли мы иконы чудотворныя Предтёчину, да Николину, да пошли с ними противу басурманов на выласку. И Милостию Божиею, и молитвою Пречистыя Богородицы, и заступлением небесных сил, и на помощи их угодников Предтечи Иоанна и Николая Чудотворца, на выласке явно басурманов побили, вдруг вышедши больше 6000. И в чем осилеть не умеем нас, и с тех мест не почали уже присылать к приступу к нам людей своих янычен. А мы от тех мест от бед своих, от смертных врат и ран и от истомы их отдохнули в те дни и замертво повалялись.

А после того бою, погодя 3 дни, опять почели к нам толмачи их кричать, чтоб им говорить с нами, а то уж у нас речи не было, потому что язык наш от истомы нашея во устах наших не воротится. И оне, бусорманы, догодалися, — к нам на стрелах почали ерлыки метать. А в ерлыках своих они пишут — просят у нас пустова места азовскаго, а дают за него выкупу на всяково молотца по 300 тарелей серебра чистово, да по 200 золотых червонных арапьских. «А в том ваши паши и полковники шертуют душею царя турского, что на отходе ни чем не тронут вас. Подите с сребром и з золотом в свои городки казачи к своим товарищем, а нам лишь отдайте пустое место азовское».

И мы к ним напротив пишем:

«Не дорого нам ваше сребро и золото похабное басурманское, у нас в Азове и на Дону золота и серебра своего много. То нам, молодцам, дорого и надобно, чтобы наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкие. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать память на веки во все ваши край басурманские, чтобы вам было сказать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать к казаку. А сколько у нас в Азове городе розбили кирпичю и камени, и сколько же взяли мы у вас турских голов ваших за порчю азовскую. В головах уже, да в костях, ваших складем Азов город лутче прежнего! Протечет та наша слава молодецкая по всему свету, что кладем город в головах ваших. Нашел ваш турской царь себе позор и укор до веку. Станем с него имать по всякий год уж вшестеро».

После тово уж нам от них полехчало — приступу уж не было к нам. Сметись оне в своих силах, что их под Азовым побито многия тысящи.

А в сидение свое осадное имели мы, грешные, посты в те поры и моление великое, и чистоту телесную и душевную. Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне и вне сна, ово жену прекрасну и светолпну в багрянице светлее на воздусе стояще посреди града Азова, ово мужа древна, власата, боса, в светлых ризах, взирающих на полки басурманские. Та нас, Мать Божия Богородица, не предала в руце басурманские. И на них нам, помощь явно дающе, в слух нам многим глаголющее умилным гласом:

«Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся! Себо град Азов от беззаконных агарян зловерием их обруган и суровством их, нечестивых, престол Предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы осквернииш, но и воздух их над ним отемнеиш. Торжище тут им ничестиво християнское учиниша: разлучиша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и матерей. От многво тово плача и рыдания земля вся христианская от них стоняху, а о чистых девах и о непорочных уста моя не могут изрещи, на их поругания смотря. И услыша Бог моления их и плач, виде воздание рук своих — православных христиан — зле погибающе, дал вам на бусорман отамщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечестивые: «Где есть Бог ваш Христианской?» И вы, братие, не пецытеся; отжените весь страх от себя — не пояст вас николи бусорманский меч. Положите упование на Бога, примите венец нетленной от Христа, а души ваши приимет Бог. И имате царствовати со Христом во веки».

А то мы многия, атаманы и казаки, видели явно, что ото образа Иоанна Предтеча течаху от очей Ево слезы многия по вся приступы, а в первой день в приступное время видеху ланпаду, полну слез от Ево образа. А на выласках от нас из града все видеша басурманы, турки и крымцы и нагаи, мужа храбра и младова во одежде ратной со едином мечем голым на бою ходяще, множество басурман побиваше. А наши очи то не видели, лише мы поутру по убитом знаем, что дело Божие, не рук наших: пластаны люди турские, изсечены наполы. «Скажите нам, казаки, хто у вас из Азова города выезжает к нам в полки наши турецкие два младыя мужыка в белых ризах, с мечами голыми? И побивают они у нас нашу силу турецкую всю и пластают людей наших наполы во всей одежде». И мы про то им сказываем: «То выходят воеводы наши».

И всего нашего сиденья в Азове от турок в осаде было июня с 24 числа 7149 году до сентября по 26 день 7150 году (то есть с 24.06.1641 по 26.09.1642, считая от Рождества Христова).

А сентября в 26 день в нощи от Азова города турские паши и с турки и крымской царь со всеми своими силами за четыре часа до свету, возметясъ окоянны и вострепетась, побежали никем гоними с вечным позором.

 Пошли паши турецкие к себе за море, а крымский царь пошел в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду, — свое-то нагаи пошли в улусы.

 И мы, как послушали отход их с табор, — ходило нас, казаков, в те поры на таборы их 1000 человек. И взяли мы у них на их таборех в тое пору языков турок и татар живых 10 человек. А больных и раненых застали мы 2000. И нам те языки в роспросе и с пыток говорили, все единодушно, от чево в нощи побежали от града паши их и крымский царь со всеми своими силами: «В нощи де в той с вечера было нам страшное видение. На небеси над нашими полки басурманскими шла великая и страшная туча от Руси, от вашего царства Московского. И стала она против самого табору нашего, а перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши, а в руках держат мечи обнаженные, а грозятся на наши полки басурманские. В те поры мы их всех узнали. Тою нощию и страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на бой в приступы наши из Азова града, — пластали нас и в збруях наших надвое. От того-то страшного видения (побежали мы) без пашей наших и царя крымского с таборов».

. А нам, казакам, в ту нощь в вечере видение всем виделось: по валу басурманскому, где их народ стоял, ходили два мужа леты древними, на одном власяница мохнатая. А сказывают (они) нам: «Побежали, казаки, паши турские и крымской царь с табор, и пришла на них победа от Христа, Сына Божия, с небес от силы Божии».

Да нам же сказывали языки те про изрон людей своих, что их побито от рук наших под Азовом городом. Писменнова люду у них убито однех мурз и татар и янычен 96 000, кроме мужика черного. А нас всех, казаков, в осаде было в Азове граде только пять тысящ 307 человек, в которые остались мы, холопи государевы, от осады той, и те все переранены. Нету нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидячи, за имя Божие и за веру христианскую.

А топер мы Войском всем Донским государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси просим милости, сиделцы азовские и которые по Дону и в городках живут, холопей своих, чтоб велел у нас принять из рук наших свою государеву вотчину Азов град для светов Предтечина и Николина образа, потому им, светом, угодно тут всем Азовым градом заступити. И он, государь, от войны от татар безопасен будет и во веки, как сядут его ратные люди в Азове граде.

А мы, холопи его, которые остались у осады азовские, — все уж мы старцы увечные: промыслы и боя уже не будет с нас. А се обещание всех нас у Предтечева образа в монастыре ево постричись, Припяти образ мнишеский. За нас же государь станет Бога молить до веку: А за ево государьскую тою к Богу верою и ево государьскою высокою рукою оборью оборонил нас Бог от таких великих турских дел, а не нашим молодецким мужеством и промыслом.

А буде государь нас, холопей своих данных, не пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова града, — заплакав, нам ево покинути. Подымем мы, грешныи, икону Предтечеву, да пойдем с Ним, светом, где нам он велит. А атамана поставят у Ево образа, — тот у нас будет игуменом, а ясаула пострижем, — тот нам будет строителем.  А мы, бедные, хотя дряхлыя все, а не отступим Его, Предтечива образа, — помрем все тут до единого! Будет во веки слава лавра Предтечива».